12. Дар по наследству.
— Здравствуй. Я не помешаю? — он зашёл внутрь и присел около выхода.
— Нет конечно! Беседка для всех. Решили прогуляться?
— Иногда я прихожу сюда. — дедушка окинул парк внимательным взглядом.- Раньше здесь был лес. Дубы росли.
— Дубы? — я посмотрела на деревья. Ёлки, осины, березы иногда росли, но дубов не было нигде. Это когда здесь они могли расти? — Давно?
— Давно. Ещё до того, как город появился. Таких сейчас нет. десять обхватов один.- грустно вздохнул он, — Как зовут тебя дитя?
Я прикинула сколько это в диаметре. Наверно дедуля что-то напутал. Если он имел в виду человеческий обхват, то это метров 20! А такого быть не может. Но говорить ему об этом я не стала. Возраст скорее подводит. Зачем обижать старость.
— А меня Дарий. Ещё дед так назвал.
— Какое необычное имя! Я такое и не слышала никогда. — восхитилась я.
— Да, нынче как только детей не называют. А ведь от имени зависит судьба.
— Сейчас в это никто не верит — улыбнулась снисходительно.
— Ой, угощайтесь, — спохватилась я. И раскрыв пачку с печеньем протянула пару штук дедушке.
Дедуля удивленно вскинул лохматые брови и как-то странно на меня посмотрел.
— От души. — на всякий случай добавила я, улыбаясь. Вспомнив нашу прошлую встречу.
— Благодарствую, — величественно произнес он, беря угощение. — Вкусно! — довольно прищурился. — давненько я не пробовал человеческую сладость.
— Не можете себе позволить? — сорвалось у меня, прежде чем я поняла смысл своих слов. И покраснела, прикусив язык. Сейчас мало, кто из пенсионеров может позволить баловать себя вкусняшками. Нам с бабушкой едва хватало на еду.
— Не могу, — согласился дедуля. — разве, кто угостит. А последний раз и не помню, когда угощали. Два века поди прошло.
Два века! Я посмотрела на жующего дедулю. Вроде с виду нормальный. А два века. Может он имел в виду два года?
— Вы один живёте? А где ваши родственники?
— Родственники? Да, разбрелись, кто куда. У каждого свая жизнь, свои обязанности. Ты меня уже два раза угощала, а взамен ничего не просишь, почему? — вдруг спросил он. А глаза так и впились в меня колючками.
Я даже растерялась от его вопроса. А что можно просить у такого пожилого человека, который себе даже пачку печенья купить не может? Тут самой помощь хочется!
— Да не нужно мне ничего. Я и правда от души. И ещё если надо, помогу. — пожала я плечами.
— Без корыстная значит? — в уголках глаз появились мелкие морщинки. От чего показалось, что он улыбается. Хотя лицо было совершено серьезное.
Я улыбнулась. И тут же пискнула от восторга. Прямо по дорожке бежала белочка. Ее серо-рыжая шубка, то замирала, к чему-то прислушиваясь, то быстрыми прыжками приближалась ближе. Я достала ещё одно печенье и вышла из беседки.
— Иди сюда. Или, не бойся, — позвала я тихонько, боясь спугнуть. Присела и протянула печенье.
Белочка застыла в паре шагов от меня и поднявшись на задние лапки стала смешно дергать носиком.
— Это она запоминает твой запах, — услышала я голос деда Дария сзади.
— Правда? — удивилась я. — Не знала о таком.
Белочка неожиданно пригнула и одним движением вырвала у меня печенку. И тут же взлетев на ближайшую сосну, скрылась из глаз. Я даже дернуться не успела! Вот хитрюга!
— Ну, я так не дружу. — разочарованно протянула я, поднимаясь на ноги. Мне хотелось погладить эту рыжую красавицу. Ища глазами рыжий хвост среди деревьев я почувствовала что-то неладное. Это было на грани интуиции. Что-то тяжёлое, нехорошее опустилось на мои плечи, заставляя застыть. От чего-то стало очень страшно. до коликов в животе.
Я оглянулась, не понимая, что меня напугало. Никого кроме деда Дария рядом не было. И все же. Деревья зашумели, хотя ветра не было. И дед отчего-то нахмурился, разглядывая что-то за беседкой.
— Странно . Ветра нет, а деревья колышутся. — неуверенно сказала я. — Может это верховой ветер? — изучали такой в школе.
— Нет. Это лес тревожится. Что-то нехорошее происходит. То, что ему не нравится. — хмуро произнес дед Дарий.
— А разве лес живой? Нет, то что он живой я понимаю, но тревожиться? — я с недоверием посмотрела на дедушку. Что-то мелькало у меня в голове, но я все никак не могла понять.
— У леса тоже есть душа, девонька. Иди сюда, что-то покажу. Если ты услышишь конечно. Слаба ещё. — загадочно и хмуро позвал он, и пошел к берёзе. Недоуменно проводив его глазами, я пошла следом. Как-то странно он себя вел, но обижать отказом не хотелось.
— Ложи руку на ствол. И слушай.
Я с усмешкой сделала как он сказал. Просто что бы не обидеть странного знакомого. С одной стороны. Всё-таки старый уже, вон, с деревьями разговаривает!
— Да не так слушаешь! — вскинул дед брови, — глаза закрой. И постарайся услышать сердцем. Там, внутри дерева, бьётся жизнь. Она чувствуется в сокодвижении. В шорохе листьев. в скрипе ветвей. в силе ствола. слушай душой. иди навстречу зову.
Он все говорил и говорил, его голос кружил вокруг меня мягким баритоном, успокаивая и погружая в тишину. И я застыла, не веря самой себе! Под ладонью что-то запульсировало, разливаясь по телу приятным теплом. Каждая клеточка в моем теле отозвалась на это биение и забилась в унисон. Словно я стала частью этого дерева. Которое о чем-то говорило, просило. рассказывало. Жалилось.
Я отдернула руку, в шоке рассматривая берёзу. Голоса исчезли.
— Что это было ? — не веря в происходящее прошептала я.
— А что ты слышала? — требовательно спросил дедушка.
Я заколебалась. Ещё чего доброго за дурочку примет.
— Ну, же! Не бойся, я тоже слышал.
Слышал? Ох, не простой ты, дедушка.
— Кажется оно плачет. Боится. — пролепетала я, обхватив себя за плечи. И тут до меня дошло! — Дедушка. А вы кто?
— А ты не догадалась? — прищурил он глаза.
Я отрицательно покачала головой. То, что он был не простым, я поняла только сейчас. Колдун? Точно!
— Хозяин я, здешних мест.
— Хозяин . — Повторила я словно во сне. И резко развернулась назад. Именно оттуда стал доноситься усилившийся шум деревьев. Тот от которого волосы на голове встали дыбом. Лес застонал, заскрипел корой, зашумел лапками ели. Ещё не совсем осознавая, что делаю, я пошла в ту сторону. Меня туда тянуло словно магнитом. Через пять минут вышла к молодой осине. Около нее стояла девушка моих лет и пыталась накинуть на свою шею верёвку.
Сердце испуганно оборвалось вниз. По венам побежал страх, который пригвоздил ноги к земле. Весь мир перед глазами замер на этой длинной верёвке. Сбросив с себя оцепенение я бросилась к девушке, схватив ее за руки. Веревка впилась в ладонь, причиняя боль, и в этот момент мир взорвался. В глазах заплясали разноцветные пятна.
Девушка попыталась вырваться. Но я вцепилась в нее и сорвав с шеи верёвку повалила на землю. Упав на спину она замерла, уставившись на меня широко открытыми глазами. В них было столько всего намешано, что было непонятно в своем она уме или нет. Хотя в своем уме такое не сделаешь.
Это же как надо довести человека, что бы он такое с собой хотел совершить? В душе поднялась волна злости. И дерево теперь плохое. По-хорошему его нужно спилить или.
Неожиданно в моей руке вспыхнула веревка, и я с вскриком ее отбросила в сторону. Глаза девушки расширились ещё больше. В них появился страх. Разглядывая верёвку я с недоумением посмотрела на само дерево. Оно тоже начинало гореть. Странно. Обычно дерево загорается от молнии, но я не слышала грома. Да и в это время грозы не бывает.
Дедушка Дарий стоял с раскинутыми руками словно на расстоянии удерживал огонь, который упирался в невидимую стену и на другие деревья не переходил
Девушка испуганно икнула и попыталась отползти подальше. Я повернулась к ней. Пусть так. Страх лучше, чем нежелание жить. Но меня сейчас интересовало другое. Ее тело светилось! Как и все вокруг. Сияние было больше голубым, с добавлением красного и жёлтого цветов. Только в районе головы цвет был грязным. Словно кто-то набросил на голову грязный платок.
Любопытство оказалось сильнее. Нагнувшись пониже, я провела рукой по ее волосам, завороженно следя как чернота осыпалась на землю и исчезла. Словно я стряхнула сухую грязь.
Руку слегка закололо. Сияние замерцало, сопротивляясь чужому вмешательству, и успокоилось как только я убрала руку. Черноты больше не было. Голубой цвет стал равномерным. Только в районе живота у девушки пульсировал красный цвет. Он притягивал меня как магнит. Я приложила руку туда. Девушка застыла, боюсь издать даже звук. Я сама сейчас боялась. Даже дышать. Боялась, что все исчезнет.
Это было красиво! Под рукой я почувствовала два биения. словно маленькие сердечки. Как у птички. И благодарность. от них исходила благодарность. Это было такое чувство. по моим щекам потекли слезы. Наверно через них уходил мой страх. И.
Все вернулось на свои места. Деревья зашелестели. Задул ветер. сияние исчезло. Мир стал прежним. Очень захотелось пить. Я облизала пересохшие губы.
Источник статьи: http://zen.yandex.ru/media/id/600c71cd1529cd7cebee93c8/12-dar-po-nasledstvu-6022943753b5a470dc53e7c8
Услышала она за беседкой
И услышала она, ровно кто вздохнул за беседкою, и раздался голос страшный, дикий и зычный, хриплый и сиплый, да и то говорил он ещё вполголоса. Вздрогнула сначала молодая дочь купецкая, красавица писаная, услыхав голос зверя лесного, чуда морского, только со страхом своим совладала и виду, что испугалася, не показала, и скоро слова его ласковые и приветливые, речи умные и разумные стала слушать она и заслушалась, и стало у ней на сердце радостно.
С той поры, с того времечка пошли у них разговоры, почитай, целый день — во зелёном саду на гуляньях, во тёмных лесах на катаньях и во всех палатах высоких. Только спросит молода дочь купецкая, красавица писаная:
— Здесь ли ты, мой добрый, любимый господин?
Отвечает лесной зверь, чудо морское:
— Здесь, госпожа моя прекрасная, твой верный раб, неизменный друг.
И не пугается она его голоса дикого и страшного, и пойдут у них речи ласковые, что конца им нет.
Прошло мало ли, много ли времени: скоро сказка сказывается, не скоро дело делается, — захотелось молодой дочери купецкой, красавице писаной, увидеть своими глазами зверя лесного, чуда морского, и стала она его о том просить и молить. Долго он на то не соглашается, испугать её опасается, да и был он такое страшилище, что ни в сказке сказать, ни пером написать; не только люди, звери дикие его завсегда устрашалися и в свои берлоги разбегалися. И говорит зверь лесной, чудо морское, таковые слова:
— Не проси, не моли ты меня, госпожа моя распрекрасная, красавица ненаглядная, чтобы показал я тебе своё лицо противное, своё тело безобразное. К голосу моему попривыкла ты; мы живём с тобой в дружбе, согласии, друг с другом, почитай, не разлучаемся, и любишь ты меня за мою любовь к тебе несказанную, а увидя меня, страшного и противного, возненавидишь ты меня, несчастного, прогонишь ты меня с глаз долой, а в разлуке с тобой я умру с тоски.
Не слушала таких речей молодая купецкая дочь, красавица писаная, и стала молить пуще прежнего, клясться, что никакого на свете страшилища не испугается и что не разлюбит она своего господина милостивого, и говорит ему таковые слова:
— Если ты стар человек — будь мне дедушка, если середович — будь мне дядюшка, если же молод ты — будь мне названый брат, и поколь я жива — будь мне сердечный друг.
Долго, долго лесной зверь, чудо морское, не поддавался на такие слова, да не мог просьбам и слезам своей красавицы супротивным быть, и говорит ей таково слово:
— Не могу я тебе супротивным быть по той причине, что люблю тебя пуще самого себя; исполню я твоё желание, хотя знаю, что погублю моё счастье и умру смертью безвременной. Приходи во зелёный сад в сумерки серые, когда сядет за лес солнышко красное, и скажи: «Покажись мне, верный друг!»-и покажу я тебе своё лицо противное, своё тело безобразное. А коли станет невмоготу тебе больше у меня оставаться, не хочу я твоей неволи и муки вечной: ты найдёшь в опочивальне своей, у себя под подушкою, мой золот-перстень. Надень его на правый мизинец — и очутишься ты у батюшки родимого и ничего обо мне николи не услышишь.
Не убоялась, не устрашилася, крепко на себя понадеялась молодая дочь купецкая, красавица писаная. В те поры, не мешкая ни минуточки, пошла она во зелёный сад дожидаться часу урочного, и когда пришли сумерки серые, опустилося за лес солнышко красное, проговорила она: «Покажись мне, мой верный друг!» — и показался ей издали зверь лесной, чудо морское: он прошёл только поперёк дороги и пропал в частых кустах, и не взвидела света молодая дочь купецкая, красавица писаная, всплеснула руками белыми, закричала истошным голосом и упала на дорогу без памяти. Да и страшен был зверь лесной, чудо морское: руки кривые, на руках ногти звериные, ноги лошадиные, спереди-сзади горбы великие верблюжие, весь мохнатый отверху донизу, изо рта торчали кабаньи клыки, нос крючком, как у беркута, а глаза были совиные.
Полежавши долго ли, мало ли времени, опамятовалась молодая дочь купецкая, красавица писаная, и слышит: плачет кто-то возле неё, горючими слезами обливается и говорит голосом жалостным:
— Погубила ты меня, моя красавица возлюбленная, не видать мне больше твоего лица распрекрасного, не захочешь ты меня даже слышати, и пришло мне умереть смертью безвременною.
И стало ей жалко и совестно, и совладала она со своим страхом великим и со своим сердцем робким девичьим, и заговорила она голосом твёрдым:
— Нет, не бойся ничего, мой господин добрый и ласковый, не испугаюсь я больше твоего вида страшного, не разлучусь я с тобой, не забуду твоих милостей; покажись мне теперь же в своём виде давешнем: я только впервые испугалася.
Показался ей лесной зверь, чудо морское, в своём виде страшном, противном, безобразном, только близко подойти к ней не осмелился, сколько она ни звала его; гуляли они до ночи тёмной и вели беседы прежние, ласковые и разумные, и не чуяла никакого страха молодая дочь купецкая, красавица писаная. На другой день увидала она зверя лесного, чудо морское, при свете солнышка красного и, хотя сначала, разглядя его, испугалася, а виду не показала, и скоро страх её совсем прошёл.
Тут пошли у них беседы пуще прежнего: день-деньской, почитай, не разлучалися, за обедом и ужином яствами сахарными насыщалися, питьями медвяными прохлаждалися, гуляли по зелёным садам, без коней каталися по тёмным лесам.
И прошло тому немало времени: скоро сказка сказывается, не скоро дело делается. Вот однажды и привиделось во сне молодой купецкой дочери, красавице писаной, что батюшка её нездоров лежит; и напала на неё тоска неусыпная, и увидал её в той тоске и слезах зверь лесной, чудо морское, и сильно закручинился и стал спрашивать, отчего она во тоске, во слезах? Рассказала она ему свой недобрый сон и стала просить у него позволения повидать своего батюшку родимого и сестриц своих любезных.
И возговорит к ней зверь лесной, чудо морское:
— И зачем тебе моё позволенье? Золот-перстень мой у тебя лежит, надень его на правый мизинец и очутишься в дому у батюшки родимого. Оставайся у него, пока не соскучишься, а и только я скажу тебе: коли ты ровно через три дня и три ночи не воротишься, то не будет меня на белом свете, и умру я тою же минутою по той причине, что люблю тебя больше, чем самого себя, и жить без тебя не могу.
Стала она заверять словами заветными и клятвами, что ровно за час до трёх дней и трёх ночей воротится во палаты его высокие.
Простилась она с хозяином своим ласковым и милостивым, надела на правый мизинец золот-перстень и очутилась на широком дворе честного купца, своего батюшки родимого. Идёт она на высокое крыльцо его палат каменных; набежала к ней прислуга и челядь дворовая, подняли шум и крик; прибежали сестрицы любезные и, увидевши её, диву дались красоте её девичьей и её наряду царскому, королевскому; подхватили её под руки белые и повели к батюшке родимому, а батюшка нездоров лежит, нездоров и нерадостен, день и ночь её вспоминаючи, горючими слезами обливаючись. И не вспомнился он от радости, увидавши свою дочь милую, хорошую, пригожую, меньшую, любимую, и дивился он красоте её девичьей, её наряду царскому, королевскому.
Долго они целовалися, миловалися, ласковыми речами утешалися. Рассказала она своему батюшке родимому и своим сестрам старшим, любезным, про своё житьё-бытьё у зверя лесного, чуда морского, всё от слова до слова, никакой крохи не скрываючи. И возвеселился честной купец её житью богатому, царскому, королевскому, и дивился, как она привыкла смотреть на своего хозяина страшного и не боится зверя лесного, чуда морского; сам он, об нём вспоминаючи, дрожкой дрожал. Сестрам же старшим, слушая про богатства несметные меньшой сестры и про власть её царскую над своим господином, словно над рабом своим, индо завистно стало.
День проходит, как единый час, другой день проходит, как минуточка, а на третий день стали уговаривать меньшую сестру сестры старшие, чтоб не ворочалась она к зверю лесному, чуду морскому. «Пусть-де околеет, туда и дорога ему. » И прогневалась на сестёр старших дорогая гостья, меньшая сестра, и сказала им таковы слова:
— Если я моему господину доброму и ласковому за все его милости и любовь горячую, несказанную заплачу его смертью лютою, то не буду я стоить того, чтобы мне на белом свете жить, и стоит меня тогда отдать диким зверям на растерзание.
И отец её, честной купец, похвалил её за такие речи хорошие, и было положено, чтобы до срока ровно за час воротилась к зверю лесному, чуду морскому, дочь хорошая, пригожая, меньшая, любимая. А сестрам то в досаду было, и задумали они дело хитрое, дело хитрое и недоброе: взяли они да все часы в доме целым часом назад поставили, и не ведал того честной купец и вся его прислуга верная, челядь дворовая.
И, когда пришёл настоящий час, стало у молодой купецкой дочери, красавицы писаной, сердце болеть и щемить, ровно стало что-нибудь подмывать её, и смотрит она то и дело на часы отцовские, аглицкие, немецкие, — а всё рано ей пускаться в дальний путь. А сестры с ней разговаривают, о том о сём расспрашивают, позадерживают. Однако сердце её не вытерпело; простилась дочь меньшая, любимая, красавица писаная, со честным купцом, батюшкой родимым, приняла от него благословение родительское, простилась с сестрами старшими, любезными, со прислугою верною, челядью дворовою, и, не дождавшись единой минуточки до часа урочного, надела золот-перстень на правый мизинец и очутилась во дворце белокаменном, во палатах высоких зверя лесного, чуда морского; и, дивуючись, что он её не встречает, закричала она громким голосом:
— Где же ты, мой добрый господин, мой верный друг? Что же ты меня не встречаешь? Я воротилась раньше срока назначенного целым часом со минуточкой.
Ни ответа, ни привета не было, тишина стояла мёртвая; в зелёных садах птицы не пели песни райские, не били фонтаны воды и не шумели ключи родниковые, не играла музыка во палатах высоких. Дрогнуло сердечко у купецкой дочери, красавицы писаной, почуяла она нешто недоброе; обежала она палаты высокие и сады зелёные, звала зычным голосом своего хозяина доброго — нет нигде ни ответа, ни привета и никакого гласа послушания. Побежала она на пригорок муравчатый, где рос, красовался её любимый цветочек аленький, и видит она, что лесной зверь, чудо морское, лежит на пригорке, обхватив аленький цветочек своими лапами безобразными. И показалось ей, что заснул он, её дожидаючись, и спит теперь крепким сном. Начала его будить потихоньку дочь купецкая, красавица писаная,- он не слышит; принялась будить покрепче, схватила его за лапу мохнатую — и видит, что зверь лесной, чудо морское, бездыханен, мёртв лежит.
Помутилися её очи ясные, подкосилися ноги резвые, пала она на колени, обняла руками белыми голову своего господина доброго, голову безобразную и противную, и завопила истошным голосом:
— Ты встань, пробудись, мой сердечный друг, я люблю тебя, как жениха желанного.
И только таковы слова она вымолвила, как заблестели молнии со всех сторон, затряслась земля от грома великого, ударила громова стрела каменная в пригорок муравчатый, и упала без памяти молодая дочь купецкая, красавица писаная.
Много ли, мало ли времени она лежала без памяти — не ведаю; только, очнувшись, видит она себя во палате высокой беломраморной, сидит она на золотом престоле со каменьями драгоценными, и обнимает её принц молодой, красавец писаный, на голове со короною царскою, в одежде златокованой; перед ним стоит отец с сестрами, а кругом на коленях стоит свита великая, все одеты в парчах золотых, серебряных. И возговорит к ней молодой принц, красавец писаный, на голове со короною царскою:
— Полюбила ты меня, красавица ненаглядная, в образе чудища безобразного, за мою добрую душу и любовь к тебе; полюби же меня теперь в образе человеческом, будь моей невестой желанною. Злая волшебница прогневалась на моего родителя покойного, короля славного и могучего, украла меня, ещё малолетнего, и сатанинским колдовством своим, силою нечистою, оборотила меня в чудище страшное и наложила таковое заклятие, чтобы жить мне в таковом виде безобразном, противном и страшном для всякого человека, для всякой твари божией, пока найдётся красная девица, какого бы роду и званья ни была она, и полюбит меня в образе страшилища и пожелает быть моей женой законною, — и тогда колдовство всё покончится, и стану я опять по-прежнему человеком молодым и пригожим. И жил я таким страшилищем и пугалом ровно тридцать лет, и залучал я в мой дворец заколдованный одиннадцать девиц красных, а ты была двенадцатая. Ни одна не полюбила меня за мои ласки и угождения, за мою душу добрую.
Ты одна полюбила меня, чудище противное и безобразное, за мои ласки и угождения, за мою душу добрую, за любовь мою к тебе несказанную, и будешь ты за то женою короля славного, королевою в царстве могучем.
Тогда все тому подивилися, свита до земли преклонилася. Честной купец дал своё благословение дочери меньшой, любимой, и молодому принцу-королевичу. И поздравили жениха с невестою сестры старшие, завистные, и все слуги верные, бояре великие и кавалеры ратные, и нимало не медля принялись весёлым пирком да за свадебку, и стали жить да поживать, добра наживать. Я сама там была, пиво-мёд пила, по усам текло, да в рот не попало.
Источник статьи: http://elitsy.ru/profile/6194/1416833/
