Упражнение 207 — Русский язык 8 класс. Разумовская, Львова, Капинос. Учебник
Вопрос
1. Изучите план синтаксического разбора простого предложения (см. справочные материалы) и образец разбора предложения с однородными членами.
Образец синтаксического разбора предложения с однородными членами: 
Простое, повествовательное, невосклицательное, двусоставное, распространённое, полное, осложнено однородными дополнениями.
2. Выполните синтаксический разбор предложений, предварительно записав их, раскрывая скобки, вставляя пропущенные буквы и знаки препинания.
Картошка на огородах выкопа(н, нн)а обсуше(н, нн)а и ссыпа(н, нн)а в подполье. Морковь брюква свёкла то(же) собра(н, нн)ы.
Теперь не только людей, но и Шарика на заброше(н, нн)ый огород и калач..м (не)заман..шь.
В такую вот унылую осе(н, нн)юю пору пробудился я утром от гула грома шипения. Поначалу (н..)чего разобрать и увидеть (н..)мог.
3. Сделайте морфемный разбор всех причастий.
4. Выполните лексический разбор выделенного слова.
Подсказка
Объясним правописание слов:
- выкопа н а, обсуш ен а, ссыпа н а, собра н ы, заброш енн ый — одна и две буквы н в суффиксах причастий;
- тоже (=и) — слитное написание союзов тоже, также;
- кала ч о́м — буквы о-е после шипящих в окончаниях существительных;
- не заманишь, не мог — не с глаголом;
- заман ишь (2-е спр.) — личное окончание глагола;
- осенн юю — одна и две буквы н в суффиксах прилагательных;
- ни чего́ — правописание не и ни в отрицательных местоимениях.
Источник статьи: http://budu5.com/gdztask/view/31577
Последний поклон (повесть в рассказах) (27 стр.)
Осенние грусти и радости
На исходе осени, когда голы уже леса, а горы по ту и другую сторону Енисея кажутся выше, громадней, и сам Енисей, в сентябре еще высветлившийся до донного камешника, со дна же возьмется сонною водой, и по пустым огородам проступит изморозь, в нашем селе наступает короткая, но бурная пора, пора рубки капусты.
Заготовка капусты на долгую сибирскую зиму, на большие чалдонские семьи — дело основательное, требующее каждогодней подготовки, потому и рассказ о рубке капусты поведу я основательно, издалека.
Картошка на огородах выкопана, обсушена и ссыпана на еду — в подполье, на семена и продажу — в подвал. Морковь, брюква, свекла тоже вырезаны, даже редьки, тупыми рылами прорывшие обочины гряд, выдернуты, и пегие, дородные их тела покоятся в сумерках подвала поверх всякой другой овощи. Про овощь эту говорят в народе все как-то с насмешкой: «Чем бес не шутит, ныне и редька в торгу! В пост — редьки хвост!» Но вот обойтись без нее не могут, особенно после гулянок и при болезнях, когда требуется крепить дух и силу.
Хлеб убран, овощи при месте, ботва свалена в кучи, семя намято, путаные плети гороха и сизые кусты бобов с черными, ровно обуглившимися стручками брошены возле крыльца — для обтирки ног.
Возишь по свитым нитям гороха обувкой и невольно прощупываешь глазами желтый, в мочалку превращенный ворох, вдруг узреешь стручок, сморщенный, белый, с затвердевшими горошинами, и дрогнет, сожмется сердце. Вытрешь стручок о штаны, разберешь его и с грустью высыплешь ядрышки в рот и, пока их жуешь, вспоминаешь, как совсем недавно пасся в огороде на горохе, подпертом палками, и как вместе с тобою пчелы и шмели обследовали часто развешанные по стеблям сиреневые и белые цветочки, и как Шарик, всеядная собака, шнырял в гороховых зарослях, зубами откусывал и, смачно чавкая, уминал сахаристые гороховые плюшки.
Теперь Шарика на грязный, заброшенный огород и калачом не заманишь. Одна капуста на огороде осталась, развалила по грядам зеленую свою одежду. В пазухи вилков, меж листьев налило дождя и росы, а капуста уж так опилась, такие вилки закрутила, что больше ей ничего не хочется. В светлых брызгах, в лености и довольстве, не страшась малых заморозков, ждет она своего часа, ради которого люди из двух синеватых листочков рассады выхолили ее, отпоили водою.
Среди огорода стоит корова и не то дремлет, не то длинно думает, тужась понять, почему люди так изменчивы в обращении с нею. Совсем еще недавно, стоило ей попасть в огород, они, как врага-чужеземца, гнали ее вон и лупили чем попало по хребту, ныне распахнули ворота — ходи сколько хочешь, питайся.
Она сперва ходила, бегала даже, задравши хвост, ободрала два вилка капусты, съела зеленую траву под черемухой, пожевала вехотку в предбаннике, затем остановилась и не знает, что дальше делать. От тоски, от озадаченности ли корова вдруг заухает, заблажит, и со всех огородов, из-за конопляных и крапивных меж ей откликнутся такие же, разведенные с коллективом, недоумевающие коровы.
Куры тоже днем с амбара в огород слетают, ходят по бороздам, лениво клюют и порошат давно выполотую траву, но больше сидят, растопорщившись, с досадою взирают на молодых петушков, которые пыжатся, привстают на цыпочки, пробуют голоса, да получается-то у них срамота, но не милая куриному сердцу, атаманская песня задиры петуха.
В такую вот унылую, осеннюю пору пробудился я утром от гула, грома, шипения и поначалу ничего разобрать и увидеть не мог — по избе клубился пар, в кути, будто черти в преисподней, с раскаленными каменьями метались человеки.
Поначалу мне даже и жутко сделалось. Я за трубу спросонья полез. Но тут же вспомнил, что на дворе поздняя осень и настало время бочки и кадушки выбучивать. Капусту солить скоро будут! Красота!
Скатился с печки и в куть.
— Баб, а баб… — гонялся за угорелой, потной бабушкой. — Баб, а баб.
— Отвяжись! Видишь — не до тебя! И каку ты язву по мокрому полу шлендаешь? Опеть издыхать начнешь? Марш на печку.
— Я только спросить хотел, когда убирать вилки. Ладно уж, жалко уж…
Я взобрался на печь. Под потолком душно и парко. Лицо обволакивало сыростью — дышать трудно. Бабушка мимоходом сунула мне на печь ломоть хлеба, кружку молока.
— Ешь и выметайся, — скомандовала она. — Капусту завтре убирать, благословесь, начнем.
В два жевка съел горбушку, в три глотка молоко выпил, сапожишки на ноги, шапчонку на голову, пальтишко в беремя и долой из дому. По кути пробирался ощупью. Везде тут кадки, бочонки, ушаты, накрытые половиками. В них отдаленно, рокотно гремит и бурлит. Горячие камни брошены в воду, запертые стихии бушуют в бочках. Тянет из них смородинником, вереском, травою мятой и банным жаром.
— Кто там дверь расхабарил? — крикнула бабушка от печки.
В устье печки пошевеливалось, ворочалось пламя, бросая на лицо бабушки багровые отблески.
На улице я аж захлебнулся воздухом. Стоя на крыльце, отпыхиваясь, рубаху тряс, чтоб холодком потную спину обдало. Под навесом дедушка в старых бахилах стоял у точила и одной рукой крутил колесо, другой острил топор. Неловко так — крутить и точить. Это ж первейшая мальчишеская обязанность — крутить точило!
Я поспешил под навес, дед без разговоров передал мне железную кривую ручку. Сначала крутил я бойко, аж брызгала из-под камня точила рыжая вода. Но скоро пыл мой ослабел, все чаще менял я руку и с неудовольствием замечал — точить сегодня много есть чего: штук пять железных сечек да еще ножи для резки капусты, и, конечно, дед не упустит случая и непременно подправит все топоры. Я уж каялся, что высунулся крутить точило, и надеялся тайно на аварию с точилом или какое другое избавление от этой изнурительной работы.
Когда сил моих осталось совсем мало и пар от меня начал идти, и не я уж точило крутил, точило меня крутило, звякнула щеколда об железный зуб и по дворе появился Санька. Ну прямо как Бог или бес этот Санька! Всегда появляется в тот миг, когда нужно меня выручить или погубить.
Насколько возможно, я бодро улыбался и ждал, чтоб он поскорее попросил ручку точила. Но Санька ж великая язва! Он сначала поздоровался с дедом, потолковал с ним о том о сем, как с ровней, и только после того как дед кивнул в мою сторону и буркнул: «Подмени работника». Санька небрежно перехватил у меня ручку, играючи, завертел ее, закрутилось, завертелось, зашипело точило, начало выхлестывать воду из корытца, дед приподнял топор:
— Полегче, полегче! Жало вывожу.
Я сидел на чурбаке. Мне все это немножко обидно было видеть и слышать.
— А мы скоро капусту рубить будем.
— Знаю. Катерина Петровна и наши бочки выпаривает. Мы помогать званы.
Да, конечно, Саньку ничем не удивишь. Санька в курсе всех наших хозяйственных дел и готов трудиться где угодно, с кем угодно, только чтоб в школу не ходить. Ему неуды за поведение ставят и записки учитель домой пишет. Прочитавши записку, тетка Васеня беспомощно хлопала глазами, потом гонялась с железной клюкой за Санькой. Дядя Левонтий, если трезвый, показывал сыну руки в очугунелых мозолях, пытался своим жизненным примером убедить сына, как тяжело приходится добывать хлеб малограмотному человеку. Пьяный же дядя Левонтий неизменно спрашивал таблицу умножения у Саньки:
— Матрос! Братишка! — поднимал он палец, настраиваясь лицом на серьезное учительское выражение. — Сколько будет пятью пять? — и тут же сам себе с нескрываемым удовольствием отвечал: — Тридцать пять!
И бесполезно доказывать дяде Левонтию, что не прав он, что пятью пять совсем не тридцать пять. Дядя Левонтий обижался на какие-либо поправки, принимался убеждать, что он человек положительный, трудовой, моряком был, в разные земли хаживал и захудал маленько сейчас вот только, но прежде с ним капитан парохода за ручку здоровался, и какой-то большой человек часы ему со звоном на премию выдал, за исправную службу. Правда, потом с парохода его списали, и часы он с горя пропил, но все равно не переставал гордиться собою.
Санька меж тем потихоньку уматывал из дому. Дядя Левонтий с претензиями к тетке Васене повертывался — неправильно воспитывает детей, нет порядку на корабле! Васеня ж с претензией обратной, и пока шумели друг на дружку муж с женою, то уж окончательно забывали, с чего все возмущение вышло, и воспитание Саньки на этом заканчивалось.
Кого почитал и побаивался Санька в селе, так это моего дедушку, без которого он и дня прожить не мог. Санька всякую работу исполнял так, чтобы дедушка одобрительно кивнул или хоть взглянул на него, тогда он гору мог своротить, чтоб только деду моему потрафить.
И когда мы начали убирать капусту, Санька такие мешки на себе таскал, что дед не выдержал, укорил бабушку:
— Ровно на коня валишь! Ребенок все же!
Слово «ребенок» по отношению к Саньке звучало неубедительно как-то, бабушка, конечно же, дала деду ответ в том духе, что своих детей он сроду не жалел, чужие всегда ему были милее, и что каторжанца этого и жигана, Саньку, он балует больше, чем родного внука — меня, значит, — но вилков в мешок бросала поменьше. Санька потребовал добавить ношу, бабушка покосилась в сторону деда:
— Надсадишься! Ребенок все же…
— Ништя-а-ак! Наваливай, не разговаривай! — Нетерпеливо перебирая ногами, Санька жевал с крепким хрустом белую кочерыжку. Бабушка добавила ему вилок-другой и подтолкнула в спину:
Источник статьи: http://mir-knig.com/read_262827-27
§ 31. Как связаны менеду собой однородные члены предложения
Упр. 202 (166). Использование однородных членов — явление книжно-письменной речи. (Для Л.Н. Толстого характерно стремление вместить в предложение все богатство, всю сложность, все оттенки мысли или переживания, дать мысль в ее динамике, развитии).
Однородные члены широко употребляются в научной речи. (Однородными являются одинаковые члены предложения, которые связаны с одним и тем же словом и отвечают на один и тот же вопрос. — Определение из учебника. В определении есть однородные сказуемые.)
Часто однородные члены используются в официально-деловой речи. (Во-первых, хочу поприветствовать всех собравшихся. Во- вторых, благодарю за посещение моей лекции. В-третьих, прошу соблюдать тишину.)
Упр. 203 (167). 1) Использование однородных членов характерно для книжной речи. Для разговорной речи это явление не характерно.
2) Во-первых, необходимо заполнить анкету. Во-вторых, написать заявление.
3) Ни до тебя, ни до кого из твоих родных дозвониться невозможно! И машина у меня сломалась, и в метро была давка!
4) Как медь, так и цинк являются элементами таблицы Менделеева.
5) Тела могут находиться не только в твердом, но и в жидком, и газообразном состояниях.
Упр. 204 (168). 1) Картошка на огородах выкопана, обсушена и ссыпана в подполье. Морковь, брюква, свекла тоже вырезаны.
Теперь Шарика на грязный, заброшенный огород и калачом не заманишь.
В такую вот унылую осеннюю пору пробудился я утром от гула, грома, шипения и поначалу ничего разобрать и увидеть не мог.
2) Насвистывая, чищу картошку. Ее можно сварить просто так или натушить с консервами. После завтрака можно пойти в лес и там наломать сосновых лапок, либо просто поглядеть заячьи следы, либо послушать синиц.
3) Речка была небольшая, но чистая и глубокая. Через нее был переброшен не то мостик, не то просто дерево.
1. Выкопана — причастие. Картошка (какова?) выкопана. Признак предмета по действию.
2. Выкопать.
3. Страд., невозвр., сов. вид, прош. вр.
4. Ед. ч., ж. р.
5. Картошка (какова?) 
1. Насвистывая — деепричастие. Насвистывать. Добавочное действие.
2. Несов. вид.
3. Чищу (что делая?) 
Источник статьи: http://xn--24-6kct3an.xn--p1ai/%D0%93%D0%94%D0%97_%D0%BF%D0%BE_%D1%80%D1%83%D1%81%D1%81%D0%BA%D0%BE%D0%BC%D1%83_%D1%8F%D0%B7%D1%8B%D0%BA%D1%83_%D0%B7%D0%B0_8_%D0%BA%D0%BB%D0%B0%D1%81%D1%81_%D0%A0%D0%B0%D0%B7%D1%83%D0%BC%D0%BE%D0%B2%D1%81%D0%BA%D0%B0%D1%8F/31.1.html