«Свинятки и Поросятки» цитаты, поговорки, тосты
Наступает, надвигается на всех нас Год Свиньи. Поэтому печатаю подборку народных мудростей про свинтусов. Жирным курсивом будут выделены выражения, подходящие для праздничных тостов или отбивания словесных атак в полемике:
«Свинья везде себе грязь найдет».
«Испугал свинью желудями».
«Было бы корыто, а свиньи найдутся».
«Со свиным рылом, да в калашный ряд».
«Ели ты человек, то не корчь из себя свинью».
«Зарекалась свинья в навоз не лезть».
«И умна и стройна, а рыло свиное».
«Не пристало корыту за свиньями гоняться».
«Где прошла свинья, там и почесалась».
«Свинья не родит бобра, а сова не высиживает орла».
«Не родит свинья бобра, а того же поросенка».
«От лося — лосята, от свиньи — поросята».
«Просился волк в пастухи, а свинья в огородники».
«Будь здорова, как корова, плодовита, как свинья».
«Не помнит свинья полена, а помнит, где поела».
«Не дай Бог — свинье рога, а мужику панство».
«Славен Бог, что не дал свинье рог».
«Метать бисер перед свиньями» (Новый Завет)
«Гусь свинье не товарищ».
«Для бешенного порося семь верст не крюк»
«Когда желудь спелый, его каждая свинья слопает».
«Собака смотрит на человека снизу вверх, кошка — сверху вниз, и только свинья смотрит на человека, как на равного»
«Свиным рылом, да в калашный ряд»
«Пойдёшь скотником на ферму свиньям хвосты крутить» (говорится нерадивым детям)
«Каждая свинья должна построить хлев, посадить дуб и вырастить поросенка»
Что знают двое, знает и свинья» (О необходимости сохранения тайн)
«Чтобы толстой свинкой стать,
Нужно много есть и спать»
«Не было у бабы хлопот, так купила порося».
«Посади свинью за стол — она и ноги на стол»…
«Бог не даст (или: не выдаст), свинья не съест».
«Бог попущает, и свинья гуся съедает».
«Хвалится черт всем светом овладеть, а бог ему не дал воли и над свиньей».
«Пришла свинья некорыстна, съела зернышко пшенично (о плохом женихе)».
«Сыта свинья, а все жрет; богат мужик, а все копит. Кому свинья, а нам семья».
«Свету видал: со свиньями корм едал».
«Свинья мне не брат, а пять рублев не деньги».
«Кабы свинье рога — всех бы со свету сжила».
«От черта крестом, от свиньи пестом, а от лихого человека — ничем».
«Сера, что свинья, а зла, что змея».
«Не помнит свинья полена, а помнит, где поела».
«Свинья не боится креста, а боится песта».
«Пей воду, как гусь, ешь хлеб, как свинья, работай черт, а не я» ( Ванька Каин).
«Ванюха — свиное ухо». (про пьяниц)
«Свиные глазы не боятся грязи».
«Когда волк будет овцой, медведь стадоводником, свинья огородником».
«Была бы свинка, будут и поросятки» (будет и щетинка).
«И по рылу знать, что не из простых свиней».
«Бабья вранья и на свинье не объедешь».
«Деревянный горшок да свиной рожок» (приданое).
«Свинья скажет борову, а боров всему городу».
«Знает вкус (толк), как свинья в апельсинах».
«На трех свиней корму не разделит» (про глупого человека)
«По образу — как я, а по уму — свинья».
«Гусиный разум, да свиное хрюкальце».
«Когда солнце орла пожрет, камень на воде всплывет, свинья на белку залает, тогда дурак поумнеет».
«У богатого гумна и свинья умна (т. е. сумеет наесться). От свиньи визгу много, а шерсти нет».
«Голос соловьиный, да рыло свиное».
«Свинопас и рубашку пропас».
«Заемщик на коне ездит, плательщик на свинье».
«Зарылся, что свинья в навоз (в солому)».
«Свинья в золотом ошейнике все свинья».
«В людях Илья, а дома свинья».
«Денег много — мельницу строй; хлеба много — свиней заводи!»
«Велик боярин — свинья на болоте».
«Знает (Знай) свинья свое порося».
«Свиная рожа везде вхожа (не ждет приглашений)».
«Чешись конь с конем, а свинья с углом!»
«Было б корытце да было б в корытце, а свиньи найдутся».
«Мужик глуп, как свинья, а хитер, как черт».
«Дед жил свиньей, а внук — поросенком».
«Свинья хрю, и поросята хрю».
«Свинья рылом в землю, и порося не в небо».
«Поросенок только на блюде не хрюкнет.»
«Бывает свинка золотая щетинка, да в сказках».
«Наряди свинью в серьги, а она в навоз».
«Поросенка хоть мой, не мой, а он все в грязь лезет».
«На то свинье дано рыло, чтоб оно рыло».
«Пойми пьяного речи, поймешь и свиное хрюканье».
«Пьяная баба свиньям прибава».
«Как пьян, так и капитан, а как проспится, и свиньи боится».
«Мужик напьется — с барином дерется; проспится — свиньи боится».
«Редьку есть с господами, а спать идти со свиньями».
«Свинье только рыло просунуть, и вся пролезет».
«У кого в чем счастье, а у свиньи в корыте.»
«В какой мешок свинью не суй, ее всё равно слышно».
«Кто поросёнка украл, у того в ушах звенит».
«Когда изба без запору, и свинья в ней бродит».
Скороговорки:
«Рыла, рыла свинья, вырыла полрыла».
«Рыла свинья тупорыла, белорыла, весь двор перерыла, вырыла полрыла».
«Свинья тупорыла весь двор перерыла, вырыла полрыла, до норы не дорыла».
Приметы:
«Свинья навстречу — к счастью».
«Свиньи и мыши сено едят — к худому покосу».
«Свинья чешется — к теплу, а визжит (ревет) — к ненастью».
«Свиньи расхрюкались — к перемене погоды в худшую сторону».
«Свинья солому таскает — к буре».
«Единственный кто рад, когда ему подкладывают свинью, — кабан!»
«Поводов поглумиться над соседом без повода существует столько же, сколько способов подложить соседу свинью, не имея свиньи».
«Человек — это звучит гордо. А свинья — сытно!».
«Человека сто раз свиньёй назови, он и захрюкает»
«Любопытство не порок, но большое свинство»
«Он маленький человек, но большая свинья».
«В каждом из нас сидит свинья, но не каждый живет по-свински».
«Бывают свиньи как люди, а бывают люди как свиньи».
В заключение пожелаю всем Удачи, Здоровья и Везения в год Свиньи — полных «корыт», блестящих пятачков, могучих и быстрых копытцев, лощёных шерсток, хвостиков крючком в свою сторону и ушек на макушках по самому Благоприятному ветру!» И тостик:
«Если жизнь подложила вам свинью — постарайтесь рассмотреть это как приглашение на шашлычок».
Источник статьи: http://zen.yandex.ru/media/id/5b2e412bd52cb500a9910cf6/sviniatki-i-porosiatki-citaty-pogovorki-tosty-5c5310f513aa3e00ac5d7c27
Эти свиньи мне весь огород
Взрослым, которые были детьми,
и детям, которые обязательно
Арку венчает красное полотнище: «Добро пожаловать!» А чуть ниже прибита железка: «Посторонним вход воспрещен». Мы въезжаем под арку. С внутренней стороны на железке написано: «Самовольный выход не разрешается».
За аркой — главная аллея. Она широка, посыпана мелким гравием, когда идешь по ней, гравий хрустит, и всем слышно, что по главной аллее кто-то идет.
По обе стороны аллеи — бордюр из цветов. Его прерывают установленные на равном расстоянии цементные постаменты. На каждом постаменте гипсовая скульптура. Под каждой скульптурой на фанерке — название.
Все скульптуры стоят парами: справа пионер с горном и слева пионер с горном, справа барабанщик и слева барабанщик. Под барабанщиком написано «Тревога», под пионером с горном — «Призыв». Дальше стоят пионер с голубем («Миру мир!»), пионер с рюкзаком и поднятой ногой, будто он взбирается на гору («К вершинам!»), пионер с натянутым луком («В цель»), А затем — снова пионер с горном, пионер с барабаном и так далее до самой трибуны с флагштоком, где по утрам начальник лагеря и старший пионервожатый принимают рапорты и произносят речи.
— Наш пионерский лагерь расположен в высшей степени на неудачном месте, — слышим мы голос Кости Иночкина и, словно коршун воспарив над землей, озираем лагерь с птичьего полета. — Слева сосновый бор без конца, без края — того и гляди кто-нибудь заблудится, справа река, подковой охватывающая всю территорию, — того и гляди кто-нибудь утонет. Не говоря уже про малинники в оврагах — того и гляди кто-нибудь объестся! В общем, за нами нужен глаз да глаз…
Камера камнем упала вниз и крупнейшим планом выхватила напряженно глядящий глаз. В зрачке отражалась река, точнее — та ее часть, что была предназначена для купания пионеров и была огорожена толстыми канатами.
Канаты шли от берега до буя, потом параллельно берегу к другому бую и снова к берегу.
Человек, которому принадлежал этот напряженный глаз, был атлетического сложения.
Торсом, бицепсами и неподвижностью позы он напоминал Атланта, вроде тех, что украшают доходные дома конца прошлого века.
У другого буя в столь же напряженной позе стоял второй Атлант совсем не атлетического сложения, с длинной шеей и костистыми, покрытыми гусиной кожей плечами.
Глаз да глаз — точнее, пара глаз да пара глаз — наблюдали за кишащими в воде телами. Тел было не так уж много, но акватория столь мала, что казалось — вода кипит.
— Это наш физкультурник. (Камера остановилась на атлетическом торсе.) Да не этот… Это завхоз. А физкультурник тот… (Камера поспешно перескочила на длинношеего.) Ребята зовут его Гусем. Летом он работает физкультурником, а зимой учится на скульптора-монументалиста, и все эти пионеры вдоль аллейки — дело его рук.
Последние песчинки проскочили через узкую горловину песочных часов, и пожилая женщина в белом халате, надув щеки, что было сил свистнула в четырехтрубчатый судейский свисток.
…Атланты дрогнули и двинулись к берегу. И удивительным образом вода за ними очищалась от детей. Ни одна голова не оставалась за той незримой чертой, что соединяла двух Атлантов. Впрочем, скоро черта эта стала вполне зримой. А потом и вовсе превратилась в волейбольную сетку, прикрепленную концами к двум шестам. За эти-то шесты завхоз и физкультурник по прозвищу Гусь выволакивали на берег сетку, словно рыбаки невод.
Выдворив всех купальщиков на сушу, Атланты побили себя по ляжкам, как извозчики в стужу (а день, к слову, был очень жаркий), и вернулись на исходные рубежи.
— Третий отряд, в воду! — скомандовала докторша и, свистнув, перевернула песочные часы.
Ребята с воплем ринулись в реку. Вода снова закипела. На берегу осталась длинная шеренга тапочек.
Вожатая Валя и дежурная по отряду Митрофанова тут же принялись пересчитывать ребят: вожатая — по головам (что было почти невозможно), а дежурная — по тапочкам (что было значительно легче — тапочки стояли на месте, а головы, как поплавки, когда клюет, то скрывались под водой, то выскакивали вновь).
— Пятьдесят три штуки, — закончила подсчет Митрофанова и, с трудом протолкнув мысль сквозь зной, растерянно произнесла: — Двадцать шесть с половиной пионеров.
Но, спохватившись, что результат нелеп, поспешно принялась пересчитывать.
И по мере того как пересыпался песочек, вожатая Валя, пересчитывавшая головы, и дежурная Митрофанова, пересчитывавшая тапочки, все убыстряли и убыстряли темп.
С другого берега купались деревенские. Они брызгались, меряли дно, хватали друг друга за ноги — словом, вели себя крайне безобразно. Потом вдруг вскочили и, словно стая мальков, устремились наперегонки куда-то на середину реки.
— Вот увидите, — сказала одна из вожатых, — эти деревенские нам всю дисциплину подорвут.
— Дисциплина что, — сказала докторша. — На том конце деревни, говорят, коклюш был. Надо всячески оберегать наших от контактов.
Вожатые согласно закивали.
— Я с ужасом жду воскресенья, — продолжала докторша. — Мало того, что приедут бациллоносители из города, не миновать еще и бациллоносителей из деревни. И зачем только товарищ Дынин затеял этот карнавал?
— Точно, — подтвердила длинноногая вожатая, отрабатывая босыми ногами на траве движения чарльстона. — И без маскарада хватает.
— Что и говорить, — серьезно сказала Валя. — Куда лучше, если бы лагерь был расположен на необитаемом острове…
Докторша сочувственно склонила голову.
— …разумеется, не окруженном водой, — насмешливо закончила Валя.
— Что? — опешила докторша.
Но тут докторша заметила, что песочек давно пересыпался, и истошно засвистела. Посиневшие Атланты двинулись к берегу. Валя быстро считала по головам выходивших из воды ребят.
— Господи, — сказала она. — Можно голову потерять.
— Что случилось? — обеспокоилась докторша.
— Одну голову потеряли.
— Наденьте тапочки! Пусть все наденут тапочки! — закричали вожатые.
Вмиг тапочки были разобраны.
Лишь одна пара сиротливо осталась стоять на траве.
Докторша подняла тапочек. На внутренней стороне чернильным карандашом было написано: «Иночкин Костя, 3-й отряд».
Перепуганные Атланты суетливо выбирали волейбольную сетку. Вздох ужаса пронесся по шеренге вожатых: посреди сетки зияла дыра.
— Вырвался! — дрожащим голосом сказал Гусь.
— Ушел! — сказал завхоз.
— Три-четыре! — скомандовал начальник лагеря товарищ Дынин, он с биноклем в руках стоял на пригорке, и все — и дети, и вожатые — закричали:
— Вот он! Вот он! — закричал толстый мальчик Шарафутдинов.
— Где? Где? Что ты выдумываешь?
— Ничего я не выдумываю. У меня зрение, как у орла! — сказал Шарафутдинов.
Дынин поднял бинокль.
Деревенские плыли наперегонки. Течением здорово относило, и ребят прибило на тот берег, к кустам. Выбравшись на сушу, они повернулись спинами к реке и принялись выжимать трусики. А по голому заду пойди отличи, кто городской, а кто деревенский.
— Который. Который. — волновалась докторша.
Но Иночкин не слышал. Он сосредоточенно смотрел вдаль.
На заливных заречных лугах, просторных, как небо, мчались наперегонки восемнадцать жеребят. Они то скакали, как зайцы, то, взвившись на дыбки, шли на задних ногах, как люди, то встряхивали головами, точь-в-точь как выскочившие из воды мальчишки.
Источник статьи: http://www.litmir.me/br/?b=224154&p=8
Эти свиньи мне весь огород
— Я вегетарианец. Убивать животных — это противно моим убеждениям.
Жмухин подумал минуту и потом сказал медленно, со вздохом:
— Да. Так. В городе я тоже видел одного, который не ест мяса. Это теперь такая вера пошла. Что ж? Это хорошо. Не все же резать и стрелять, знаете ли, надо когда-нибудь и угомониться, дать покой и тварям. Грех убивать, грех, — что и говорить. Иной раз подстрелишь зайца, ранишь его в ногу, а он кричит, словно ребенок. Значит, больно!
— Конечно, больно. Животные так же страдают,
— Это верно, — согласился Жмухин. — Я все это понимаю очень хорошо, продолжал он, думая, — только вот, признаться, одного не могу понять: если, положим, знаете ли, все люди перестанут есть мясо, то куда денутся тогда домашние животные, например, куры и гуси?
— Куры и гуси будут жить на воле, как дикие.
— Теперь понимаю. В самом деле, живут вороны и галки и обходятся же без нас. Да. И куры, и гуси, и зайчики, и овечки, все будут жить на воле, радоваться, знаете ли, и бога прославлять, и не будут они нас бояться. Настанет мир и тишина. Только вот, знаете ли, одного не могу понять, продолжал Жмухин, взглянув на ветчину. — Со свиньями как быть? Куда их?
— И они так же, как все, то есть и они на воле.
— Так. Да. Но позвольте, ведь если их не резать, то они размножатся, знаете ли, тогда прощайся с лугами и с огородами. Ведь свинья, ежели пустить ее на волю и не присмотреть за ней, все вам попортит в один день. Свинья и есть свинья, и недаром ее свиньей прозвали.
Поужинали. Жмухин встал из-за стола и долго ходил по комнате и все говорил, говорил. Он любил поговорить о чем-нибудь важном и серьезном и любил подумать; да и хотелось на старости лет остановиться на чем-нибудь, успокоиться, чтобы не так страшно было умирать. Хотелось кротости, душевной тишины и уверенности в себе, как у этого гостя, который вот наелся огурцов и хлеба и думает, что от этого стал совершеннее; сидит он на сундуке, здоровый, пухлый, молчит и терпеливо скучает, и в сумерках, когда взглянешь на него из сеней, похож на большой булыжник, который не сдвинешь с места. Имеет человек в жизни зацепку — и хорошо ему.
Жмухин через сени вышел на крыльцо, и потом слышно было, как он вздыхал и в раздумье говорил самому себе: «Да. так». Уже темнело, и на небе показывались там и сям звезды. В комнатах еще не зажигали огня. Кто-то бесшумно, как тень, вошел в залу и остановился около двери. Это была Любовь Осиповна, жена Жмухина.
— Вы из города? — спросила она робко, не глядя на гостя.
— Да, я живу в городе.
— Может, вы по ученой части, господин, поучите нас, будьте такие добрые. Нам надо бы прошение подать.
— Куда? — спросил гость.
— У нас два сына, господин хороший, и давно пора отдавать их в ученье, а у нас никто не бывает и не с кем посоветоваться. А сама я ничего не знаю. Потому, если не учить, то их возьмут на службу простыми казаками. Не хорошо, господин! Неграмотные, хуже мужиков, и сами же Иван Абрамыч брезгают, не пускают их в комнаты. А разве они виноваты? Хоть бы младшенького отдать в ученье, право, а то так жалко! — сказала она протяжно, и голос у нее дрогнул; и казалось невероятным, что у такой маленькой и молодой женщины есть уже взрослые дети. — Ах, так жалко!
— Ничего ты, мать, не понимаешь, и не твое это дело, — сказал Жмухин, показываясь в дверях. — Не приставай к гостю со своими разговорами дикими. Уходи, мать!
Любовь Осиповна вышла и в сенях повторила еще раз тонким голоском:
Гостю постлали в зале на диване и, чтобы ему не было темно, зажгли лампадку. Жмухин лег у себя в спальне. И, лежа, он думал о своей душе, о старости, о недавнем ударе, который так напугал и живо напомнил о смерти. Он любил пофилософствовать, оставаясь с самим собой, в тишине, и тогда ему казалось, что он очень серьезный, глубокий человек и что на этом свете его занимают одни только важные вопросы. И теперь он все думал, и ему хотелось остановиться на какой-нибудь одной мысли, непохожей на другие, значительной, которая была бы руководством в жизни, и хотелось придумать для себя какие-нибудь правила, чтобы и жизнь свою сделать такою же серьезной и глубокой, как он сам. Вот хорошо бы и ему, старику, совсем отказаться от мяса, от разных излишеств. Время, когда люди не будут убивать друг друга и животных, рано или поздно настанет, иначе и быть не может, и он воображал себе это время и ясно представлял самого себя, живущего в мире со всеми животными, и вдруг опять вспомнил про свиней, и у него в
голове все перепуталось.
— История, господи помилуй, — пробормотал он, тяжело вздыхая. — Вы спите? — спросил он.
Жмухин встал с постели и остановился в дверях на пороге, в одной сорочке, показывая гостю свои ноги, жилистые и сухие, как палки.
Источник статьи: http://www.rulit.me/books/pecheneg-read-112316-2.html
